Когда заканчиваю, сажусь рядом с Кейт на диван. Видите нас? Кейт сложила руки на коленках, спина прямая, уверенная, с удовлетворенной улыбкой на губах. Я отклоняюсь на спинку дивана, расслабленная поза, моя собственная уверенная улыбка зеркальное отражение ее. Для всех тех, там, кто считает меня говнюком, смотрите внимательно! Вам это понравится!
Мой отец прочищает горло, я вижу восторженный взгляд в его глазах. Он потирает руками и улыбается!
— Я знал, что моя интуиция меня не подведет. Трудно передать словами, под каким впечатлением я от того, что вы сделали. И мне кажется очевидным, кто будет работать с Андерсеном.
Одновременно, Кейт и я ухмыльнулись друг другу, на наших лицах триумфальный восторг.
Ждите…
— Вы оба!
Ирония еще та заноза в заднице, ведь так?
Мы смотрим на отца, улыбки со скоростью света сползают с наших лиц. И в шоке мы вместе произносим:
— Что?
— Извините?
— С твоим художественным чутьем на инвестирование, Кейт, и твоим конкретным ноу-хау, Дрю, вы отлично справитесь! Непобедимая команда! Поработайте вместе над отчетом. И когда он с нами подпишется, сможете поделить его — сначала обязанности, а потом и бонусы — пятьдесят на пятьдесят.
Поделить его?
Поделить его?
Старик что ли совсем сдурел? А если бы я попросил его поделиться тем, над чем он надрывал свою задницу? Или разрешил бы он кому-нибудь сесть за руль своего вишневого мустанга-кабриолета 1962 года выпуска? Или, может, пустил бы кого-то к себе в спальню трахнуть его жену?
Ну ладно, это уже слишком. Эти слова беру назад, учитывая то, что его жена, это моя мать. Забудьте, что я когда-то упоминал свою мать и трахаться в одном предложении. Это просто… неправильно. По многим пунктам.
Но ради моей любви к Богу, скажите, что вы меня понимаете.
Наверно, мой отец, наконец, посмотрел на наши лица, потому что он спрашивает:
— Это же не проблема, верно?
Открываю свой рот, чтобы сообщить ему насколько, черт возьми, это огроменная проблема, но Кейт и тут меня обскакала:
— Нет, мистер Эванс, конечно, нет. Никаких проблем.
— Прекрасно! — он хлопает в ладоши и встает. — Через час у меня игра в гольф, так что я вас двоих оставляю. У вас есть время до завтрашнего вечера, чтобы согласовать свои предложения. В семь часов Андерсен будет в Ла Фортуне.
А потом он смотрит на меня в упор и говорит:
— Я знаю, ты меня не подведешь, Эндрю.
Вот черт.
Даже если тебе шестьдесят, и кто-то из родителей называет тебя полным именем, это все равно лишает тебя всяких аргументов.
— Нет, сэр, не подведу.
И он выходит за дверь. Оставляя меня и Кейт, сидящими на диване, с ошеломленным выражением на лице, как у выживших после атомного взрыва.
— Нет, мистер Эванс, конечно, нет! — прохныкал я. — Обязательно было так подлизываться?
Она зашипела:
— Заткнись, Эндрю! — потом она вздохнула. — И что мы теперь будем делать?
— Ну, ты, можешь совершить замечательный поступок — откланяться и выйти из игры! — можно подумать, такое когда-нибудь случится!
— Размечтался!
Я ухмыляюсь.
— Вообще-то я мечтаю о том, что бы ты склонилась над чем-нибудь… а не откланялась.
Она издала звук отвращения:
— Ну ты и свинья!
— Я пошутил! Почему ты всегда такая охеренно серьезная? Тебе надо научиться принимать шутки.
— Я умею воспринимать шутки! — говорит она оскорбленным голосом.
— Да? Это когда?
— Когда шутит не инфантильный осел, считающий себя божьим даром для всех женщин.
— Я не инфантильный!
Но с другой стороны божий дар? Мой рекорд говорит сам за себя!
— О, иди ты в задницу!
Я б хотел!
— Хороший ответ, Кейт. Очень умно!
— Козел!
— А ты… Александра!
Она на секунду замолкает, а потом пялится на меня.
— Что это значит, черт бы тебя побрал?
Подумай! И узнаешь!
Потер руками лицо.
— Ладно, слушай, это уже ни в какие ворота. Нас с тобой поимели. Нам обоим нужен Андерсен, но заполучить мы его можем, только если как-то начнем работать вместе. У нас с тобой… на все про все тридцать часов. Ты в игре или нет?
Она сжала губы с явной решимостью.
— Ты прав. Я в игре.
— Встречаемся в моем кабинете через двадцать минут, и приступаем к работе.
Я жду, что она начнет спорить. Жду, что она спросит, почему мы должны встречаться в моем кабинете — почему нам нельзя поработать в ее кабинете — как ворчливая домохозяйка. Но она молчит.
Говорит только «окей» и уходит из комнаты за своими вещами.
Я удивлен.
Может все сложится не так плохо, как я думал.
— Это самая идиотская идея, которую я когда-либо слышал!
Нет, это намного хуже.
— Я изучала Андерсена. Он старомоден. Вряд ли он захочет действовать вслепую, просто глядя в монитор ноутбука всю ночь. Он явно захочет чего-то конкретного, реального. Чего-то, что захочет взять с собой. Этого я ему и дам.
Уже за полночь. В моем кабинете мы чуть больше двенадцати часов. И за исключением последних нескольких минут мы обсуждали детали, каждый аспект наших презентаций и находили компромисс.
Такое чувство, что я подписал чертов мирный договор.
Кейт уже распустила волосы и скинула свои туфли. Я снял галстук, первые две пуговицы рубашки расстегнуты. По нашему внешнему виду можно сказать, что все у нас дружелюбно — прям закадычные друзья, которые всю ночь готовятся к сессии в колледже.
Если бы сейчас мы не пытались перегрызть друг другу глотки, конечно.
— И мне плевать согласен ты или нет. Я права. И я приношу доску для постера.