Она отклонятся назад.
— Знаес сто?
— Что?
— Кейт, сплосила меня, кем я хочу стать, когда выласту.
Я киваю.
— И ты сказала ей, что хочешь стать принцессой?
Она так замечательно морщит лобик и качает головкой.
— Я не хочу быть Плинцессой.
— Ну, это облегчение. А кем ты хочешь быть?
Она улыбается.
— Банкилом.
— Классный выбор. Почему ты поменяла свое мнение?
Она играет своими пальчиками с воротником моей рубашки, когда говорит мне:
— Ну, Кейт инвестионый банкил, а ты говолис, сто будес мной голдится, если я буду как она. Вот поэтому я и хочу.
Когда ее слова оседают в моей голове, я спрашиваю ее серьезно:
— Макензи, а ты говорила Кейт, что я хочу, чтобы ты стала, как она, когда вырастешь?
Видите эту улыбку? Это улыбка не четырехлетнего ребенка. Это, леди и джентльмены, улыбка гения.
— Да.
Закрываю глаза. Усмехаюсь. Не могу поверить, что я сам до этого не додумался. Макензи — идеальное оружие. Моя собственная малышка Борг Сопротивление бесполезно.
— Милая, — говорю я, — ты оказала Дяде Дрю огромную услугу. Все, что хочешь на рождество, только скажи и оно твое. Что угодно.
Ее глаза становятся большими от представившейся возможности. Она смотрит на мою сестру, а потом заговорщически шепчет:
— Можно мне пони?
О, Господи.
Думаю об этом ровно секунду.
— Конечно.
Она обнимает меня еще крепче и взвизгивает.
— Только… не говори маме, пока его не пливезут, ладно?
Как бы мне не пришлось после этого проситься в программу по защите свидетелей.
Макензи целует меня в щеку, и я ставлю ее на ноги. Она скачет назад к Александре, и я машу им, когда они идут к выходу.
Шагаю к офису Кейт, как солдат, сошедший на нормандский берег. Она сидит за своим столом и что-то строчит в желтом блокноте.
— Я вернулся. Скучала по мне?
Она не поднимает глаз.
— Ужасно.
Сарказм — старинное средство защиты, часто описываемое в книжках. Подыгрываю ей:
— Я знаю, что я тебя достал. И что же меня опять вознесло на вершину? Сестра Би?
Кейт отталкивается назад от своего стола, и кладет ногу на ногу. На ней новые туфли. Я не видел их раньше. Black Mary Janes на шпильках и ремешком вокруг щиколотки. О, Боже. Идеальное сочетание порочности и изысканности. Кроткости и сексуальности. И мой бедный отверженный член бьется в конвульсиях, когда я представляю всякие фантастичные — и полу-легальные — вещи, что я мог сотворить с ней, когда она в этих туфлях.
Никогда не был фетишистом, но сейчас подумываю, может, стоит начать.
Голос Кейт возвращает меня из грязных мыслей.
— Нет. По правде говоря, это был визит твоей сестры. Деликатность, смотрю, в вашей семье не водится?
Умм… ох. Этого я и боялся.
— У Александры серьезные психологические проблемы. У нее неустойчивая психика. Тебе не следует слушать, что она говорит. У нас в семье все так и делают.
— Она выглядела абсолютно вменяемой, когда была здесь.
Пожимаю плечами.
— Душевная болезнь — коварная штука.
Она с сомнением прищуривает глаза.
— Ты это не серьезно, ведь так?
Черт. Никакой лжи.
— Технически, она никогда не обследовалась. Но ее идеи о справедливости и возмездии можно считать ненормальными. Только представь. Долорес… в десять раз умнее, чтобы усовершенствовать свою технику.
Лицо Кейт становится напряженным от понимания моих слов.
— Ох.
Вот так. Добро пожаловать в мой мир, дорогая.
— Она принесла мне кофе, — говорит Кейт, — стоит его пить?
Мы оба подозрительно смотрим на стаканчик с кофе из Старбакс.
Когда мне было тринадцать, я продал с аукциона нижнее белье Александры в мужской раздевалке. Нестиранное белье. Когда она об этом узнала через сарафанное радио среди старших сестер, она вела себя спокойно, никак не показывала, что она в курсе. А потом она сдобрила мой Coco Pebbles слабительным с шоколадным вкусом. Я три дня не вылезал из туалета.
Ну да, я понимаю, что она вряд ли принесла это сюда из ненависти к Кейт, но все же…
— Я бы не стал.
Она сдержанно кивает и отодвигает от себя стаканчик.
— Что ты думаешь о Маккензи? Мне, правда, хотелось присутствовать при вашем знакомстве.
Сейчас ее улыбка теплая и искренняя.
— Она замечательная.
— Уверен, тебе будет приятно узнать, что она испробовала твой калькулятор на мне, когда я столкнулся с ними внизу.
Ее улыбка становится шире.
— Это хорошо.
Я качаю головой, а Кейт говорит:
— Теперь я понимаю, почему Александре понадобилась банка для плохих слов, поскольку ты проводишь много времени с Маккензи.
— Ты о чем?
Она пожимает плечами.
— Она говорит, как ты. Знаешь, не каждый день можно услышать, как четырехлетка говорит, что Прекрасный Принц это просто придурок, который только мешает Золушке.
Моя девочка.
— Плохие слова — хороши для души.
Кейт сдерживается, чтобы не засмеяться. И она такая соблазнительная. Не могу больше терпеть и склоняюсь над ее стулом, своими руками завлекая ее в ловушку. Хватит болтать. Пора переходить к делу.
— Пошли, прогуляемся.
Говорю тихим, убедительным голосом.
— Ни за что.
И абсолютно безэффективно.
— Давай, Кейт, это займет всего минуту. Хочу тебе кое-что показать.
Она фыркает.
— Что ты сделаешь? Наймешь цирк Братьев Ринглинг для представления в фойе? Организуешь торжественный парад в мою честь?
Я смеюсь:
— Не смеши меня. Я бы не сделал ничего подобного.